Интернет-проект «Экскурс в историю»: экзамен сдан «весьма удовлетворительно»
В рамках интернет-проекта «Экскурс в историю» мы продолжаем публикацию материалов из книги Анны Андреевны Русановой (1907-1991) «Кто нас учил. Истоки Воронежского медицинского института».
Из новой публикации вы узнаете, как был организован быт профессорско-преподавательского состава и студенчества, как формировались отношения «профессор-студент», как распределялись приоритеты в преподавательской деятельности. Уверены, что у вас вызовет неподдельный интерес знакомство с системой чтения лекция, проведения практических занятий и организацией экзаменационных сессий.
Жизнь была очень трудной. Трудно жили и преподаватели. Часть из них расселили в особняках по правой стороне Садовой улице (улица Карла Маркса). Там, например, жил профессор математики П.П. Граве с женой и пятью детьми. Профессор был эпилептик и во время лекции умер эпилептическом припадке. Часть профессоров получила квартиры на кафедрах. Потолки в комнатах были высокие, везде стояли железные печурки или «чугунки». Часто профессора топили их сами. Но ни один профессор не ушёл с белыми. Вскоре после освобождения Воронежа от белых приезжал нарком здравоохранения Семашко.
Медицинский факультет взял на себя борьбу с эпидемиями голодных тифов, а летом и холеры. Все профессора в свободное от учебных часов время работали в бараках и на подворных обходах, так как 46 городских врачей с этой работой справится не могли. Весной профессора, их семьи преподаватели стали получать так называемый «большой паёк». На месяц выдавали печёный хлеб, пшено, подсолнечное масло, иногда битых кур или воблу, яичный порошок, сухую картошку. При экономном расходе хватало на месяц.
Несмотря на трудности, занятия шли. Университет в то время был главным очагом культуры. Профессора-юрьевцы отличались высокой образованностью. Их основным стремлением было передача опыта и знаний молодёжи. Привыкшие к воспитанности и внешнему облику юрьевского студенчества, они с долей презрения относились к рабоче-крестьянской молодёжи. Их коробили подчас недостаточная культура, неправильная речь и малые знания студенческой массы. Но главным своим предназначением они считали обязанность передать этим студентом всё, что знали сами, и честно выполняли эту обязанность. Экзамен тогда был делом только профессора и студента. Отметки не ставились по пятибалльной системе. Было «весьма удовлетворительно», «хорошо», «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Студент, получивший «неуд», покорно шел записываться опять на экзамен. Никому не приходило в голову в голову жаловаться на деканат, комсомол или профком. Студенты были уверены в беспристрастности и справедливости профессора – в правильности своей оценки. Блата не существовало. Профессора уважали студентов, зная, в каких условиях они живут и учатся, а студенты все силы вкладывали в ученье, несмотря на ночные работы сторожами, грузчиками, истопниками, несмотря на жизнь в общежитиях, плохо для этого приспособленных. Большинство лекций посещалось всеми, и профессор счел бы для себя позором, если бы проверял, кто ходит на лекции. Даже минералогия и кристаллография, вначале читавшиеся и на медфаке помещались хорошо. Были лекции, которые посещались студентами всех факультетов. Например, ботаника и физиология растений Козо-Полянского, судебная медицина А.С. Игнатовского, использовавшегося всемирной известностью учёного. Лекции читались весь семестр или до конца курса. Затем профессор объявлял, что лекции прочитаны, и тот, кто отработал практические, может записаться на экзамен. Практические занятия отрабатывались по групповому методу. Анатомию можно было отрабатывать весь семестр и сдавать по частям. Для перехода с курса на курс можно было сдать не все прочтенные предметы, а «минимум», т.е. несколько особо ценных дисциплин. Например, анатомия исчислялась как 30 баллов, физиология – 25, зоология – 10. Сумма минимума должна была быть не менее 50 баллов. Но было много студентов, сдававших к концу года максимум, т.е. всё, что прочитано, или 100 баллов.
Экзаменационных сессий не было. Экзамены сдавали без перерыва занятий по другим предметам. Даже выпускные экзамены сдавались весь год. Студенты приходили к профессору всей группой или 3-4 человека, и профессор назначал время и место сдачи экзамена. Комиссии никакой не было, ибо друг другу все верили, считая, что экзамен – это дело чести и не требует контроля других лиц, часто знающих предмет хуже, чем экзаменующегося. Государственный экзамен можно было сдавать два раза. И только при повторном провале профессор имел право ставить в деканате вопрос о переносе экзамена на осень.
Профессора на улицах Воронежа, и в коридорах университета не могли остаться незамеченными. Еще издали бросались в глаза чинная, высокая фигура плотного, прямо держащегося седого человека в черном сюртуке, шляпе котелком и с тростью. Это был ректор университета Регель, похожий мясистым лицом и седыми волосами на католического пастора. Он внушал уважение и даже тот, кто не знал его, невольно ему кланялся. Хорошо также знали все профессора Козо-Полянского – большого, высокого, с коротко остриженной большой головой и умным, живым лицом. Он славился как замечательный лектор. На его лекции по физиологии растений ходили все факультеты. Аудитория всегда была полна. На кадетском плацу он посадил питомник-дендрарий, который уцелел во время оккупации Воронежа гитлеровцами, но был безжалостно вырублен в шестидесятые годы после смерти Козо-Полянского для использования его территории под детский парк и строительство карусели, колеса, комнаты смеха и других коммерческих увеселений.
Продолжение следует на страницах интернет-проекта "Экскурс в историю"